Не знаю, что можно было разобрать из такого рассказа, но эльф понял:

— Так ты сейчас отца жалеешь или себя?

И очень хорошо понял.

Естественно себя: такая уж у меня натура. Все мне кажется, что меня бедную обделяют и вниманием, и заботой. А отец даже жить ради меня не захотел, словно знал, какой я никчемной вырасту, — и чего ради такой стараться!

— Глупая ты, — прошептал мне в ухо Иоллар. — От него ничего не зависело. Я же тебе объяснил: это не специально делается. Может, он и не знал, что так выйдет, может, и думал, что будет жить теперь только ради тебя. Только, знаешь, ничего бы из этого не получилось — он все равно был бы как мертвый в душе. Трудно жить с половиной сердца. Невозможно. Так что ты не думай, что он тебя совсем не любил. Просто маму твою любил сильнее.

Он так просто все объяснил, так искренне, что мне стало намного легче. Настолько легче, что я вырвалась из непрошеных объятий, гордо шмыгнув носом.

— Хочешь, домой пойдем? — предложил эльф.

Ну вот, решил, что я совсем разнюнилась, еще передумает с такой заниматься: зачем слюнтяйке меч?

— Нет, — снова шмыгнула я. — Будем тренироваться. Я что, зря тропинку сушила? Только давай к родничку свернем, мне умыться надо.

— И высморкаться, — усмехнулся Ил. — А то ты дважды пыталась вытереть нос об мою куртку.

— Можно подумать, она от этого грязней бы стала!

— В отличие от твоей, моя хотя бы не рваная.

— Это пока. Вот сейчас выйдем на полянку!

…Все-таки хорошо, что он не уехал. Есть с кем по душам поговорить. Есть с кем попререкаться. Красотища!

Собрались в том же доме, за тем же столом.

Таинственный безликий маг долго молчал, и хоть глаза его, как и прежде, скрывал мрак, каждый присутствующий ощутил на себе тяжелый взгляд.

— Ворон в Марони, — произнес он наконец. — Наверное, все уже в курсе.

Кто-то опустил голову, кто-то вздрогнул, кто-то вздохнул.

— Но он один.

— Пока один, — вставил нервный прыщавый юноша.

— Вообще один. Дистен не хочет лишнего шума. А значит, план остается прежним. Магистр Пельн, у вас все готово?

— Да, — сдержанно кивнул бородач.

— Тогда нам остается дождаться благополучного расположения светил.

— Вы уверены, что сможете сделать все как нужно? — поинтересовался доселе молчавший темноволосый тэр с аккуратной бородкой и в дорогой шубе, весьма странно смотревшийся как в этом убежище, так и в этой компании.

— Абсолютно. И надеюсь, ни у кого больше не возникает подобных сомнений.

— Нам не помешала бы помощь, — нерешительно начал сидевший на противоположном конце стола толстяк. — Я говорю не о магах, но можно было бы…

— Помощниками я вас обеспечу.

— И…

— И руки вам марать не придется. Еще вопросы?

Повисшую над столом напряженную тишину разорвал уверенный голос, принадлежавший тому самому магистру, в котором не только одежда и внешность, но и манеры выдавали аристократа:

— Только один. Вы знаете, с кем имеете дело. А мы этого знания лишены.

— Хотите знать, кто я? Что ж, не вижу причин скрывать это и далее.

Он откинул на спину капюшон, и несколько удивленных возгласов слились в один.

— Неожиданно, не правда ли? — лишенный защитных чар голос звучал хрипло и сдавленно. — Зато теперь никаких недомолвок…

— Никаких недомолвок, — повторил он, оставшись один. Откашлялся, избавляясь от чуждой хрипоты, и еще раз сказал, на этот раз своим настоящим голосом: — Никаких недомолвок…

Треснувшее зеркало отразило худое старческое лицо: узкие губы, высокий морщинистый лоб, на который спадали редкие седые пряди, и впалые щеки. А через секунду этот образ смазался и оплыл, приобретая совсем иные черты…

Галла

В первый с отъезда Эн-Ферро выходной предложила Иоллару съездить в Марони. Нужно было закупить продуктов на длань вперед, а еще я хотела зайти к портнихе, перешить одно из моих мисканских платьев. Я хоть в последнее время и поправилась, до прежних форм еще не дотягивала. А платье мне понадобится уже в следующий выходной — в Марони будут праздновать Чародейкину ночь, местный аналог земного Международного женского дня (и тоже в марте, правда, тридцатого). Забавно получается: на Земле «день», а на Таре «ночь»! Здесь вообще все торжества отмечают ночью, видимо, из-за того, что на длани в отличие от обычной недели всего один выходной — вот и гуляют в ночь с четверика [18] на весел [19] , чтобы осталось время отдохнуть и в себя прийти.

— А что у тебя там? — Ил ткнул пальцем в привязанный к седлу моего кера сверток.

— Это ужасная тайна, — сделала я страшные глаза.

Хотя какая уж тайна — сейчас свернем с рыночной площади в Торговый город, сам увидит, куда я этот баул потащу.

— Ты мне лучше скажи, — перевела я разговор на другое, — что это за девица уже минут пять на нас пялится от рыбных рядов? Причем на тебя с немым обожанием, а на меня так, словно я ее любимую кошку отравила.

— Где? — обернулся эльф. — А эта. — Он расплылся в улыбке и приветственно помахал замеченной мной красотке. — Это Миласа. Знакомая.

— Угу. Из Портового города.

— И как это ты догадалась? — усмехнулся он.

— Как будто я не знаю, где ты в Марони бываешь и с кем знакомства водишь. И у нее такие выразительные… хм…

— Глаза? — невинно предположил Ил.

— Нет. Ниже. Тулупчик едва сходится.

— Тебе не говорили, что завидовать нехорошо?

— Завидовать? Ха! Было бы чему! Как бы я с такими принадлежностями с мечом управлялась, не рискуя отрубить себе что-нибудь?

— Знаешь, Галла, большинство женщин справедливо полагают, что созданы не мечом махать, и предпочитают несколько иные развлечения.

— Это ты на что сейчас намекаешь? — прищурилась я, обдумывая, сумею ли я вытащить из седельной сумки картофелину, а лучше кочан капусты, и метнуть в нахала.

— Только на то, что ты не похожа на других женщин, — спешно ответил он, видимо, сердцем почуяв опасность. — И не подумай, что это комплимент — я слово держу!

Вот сволочь остроухая! На его счастье мы уже въехали на неширокую улочку, заполненную народом, и кидаться овощами я не рискнула.

— За Яшкой присмотри. — Бросив наглому принцу поводья, я отвязала от седла сверток с платьем.

— Ты надолго?

Я неопределенно пожала плечами: понятия не имею, сколько времени займут все эти примерки-подгонки.

— Может, я тогда прогуляюсь, а керов привяжу к… Слушай, — спросил он шепотом, озираясь на прохожих, — ты не знаешь, как называется коновязь, только для керов?

— Понятия не имею, — призналась я. — Поинтересуйся у народа. Сними капюшон, покажи ушки и начни со слов: «Извините, я не местный».

От портнихи, пообещавшей, что через два дня платье будет готово, я вышла минут через сорок. Керы скучали у неведомо как называемого деревянного приспособления в начале улицы, а Иоллара нигде не было видно. Поразмыслив, куда бы он мог пойти, я направилась к оружейной лавке. Там эльфа не видели. У сапожника и мужского портного — тоже. Заподозрив у вредного эльмарца наличие интеллекта и тяги к его дальнейшему развитию, заглянула к букинисту, и там мне ответили, что данный юноша у них был, приобрел две книги и удалился в неизвестном направлении. Прекратив бесцельные поиски, я решила поступить разумно и вернуться к керам — сам подойдет, никуда не денется.

Пока ждала, успела рассказать какой-то тетке, на каком ряду купила яйца, отшить желающего познакомиться с «милой девушкой» волосатого и воняющего потом мужика, поругаться со сторожившим ящерок молодым нахалом, утверждавшим, что пошел уже второй час как они здесь «припаркованы», а стало быть, нужно приплатить. Спор наш прекратил вернувшийся эльф, молча отвязав керов и сунув под нос вопящему о несправедливости жлобу вместо вожделенной денежки увесистый кулак.